Знает лишь лес: обзор нового романа Дэниела Мейсона
Эта книга не только лесная хроника Америки
Автор статьи: Сергей Морозов
Чего мы обычно ожидаем от поэзии? Образности, возвышенности. Лиризма, задушевности. Глубоких откровений. Метких заметок. Все это с легкостью можно отыскать в «Северном лесе» Дэниела Мейсона. Он и в предыдущих своих романах, в «Настройщике», в «Зимнем солдате», был лириком. Здесь же этот его талант раскрывается в полную силу. «Северный лес» – чистая поэзия бытия, в которой частные судьбы становятся фрагментами потрясающей воображение литературной мозаики.
Традиционный американский трансцендентализм Торо и Эмерсона возрождается в этой книге с новой силой. В череде трескучих романов, брызжущих крикливой публицистикой, погрязших в нынешней повестке, книга Мейсона стоит будто вне времени, выделяется классической строгостью, отточенностью литературного стиля. Читатель словно и впрямь выбирается из шумного города современной литературы и попадает в лес словесности старой, чье разумное устройство дышит глубокой таинственностью и атмосферой религиозного собора.
Истинная поэзия всегда символична. Она обращена ко всем и при этом тяготеет к аллегории – за конкретным рассказом, простой житейской историей различим отзвук далеких миров и горных вершин.
Прикидывающаяся безыскусным повествованием о доме посреди леса, эта книга не только лесная хроника Америки. «Северный лес», скорее, развернутая история эволюции человечества, его ниспадения из золотого века в железный.
Люди бежали в лес за покоем, за спасением, за просветлением. А следом вторглись в него, принеся с собой праздность и суету. Они наслаждались ладом лесного мироздания, а после превратили его в объемную декорацию для беззаботного времяпрепровождения. Отношение к лесу проделало путь от благоговения к прагматике, от храма – к месту для релакса. Лес сменил сад. Однако после и сад показался делом чересчур хлопотным.
Лес будоражил душу, вдохновлял на великое, открывал глаза на мир. Посреди леса и человеческая жизнь обретала размах и значение.
Увы, «Северный лес» Мейсона рисует перед нами картины обмельчания человеческой породы. От легенды, поэзии в высшем смысле, книга к финалу все больше движется к сатире, комедии и даже фарсу. От высокого – к низкому.
Содержание романа мельчает вслед за человеческой душой. И череда новых персонажей, попавших в лес уже ненароком, приобретших дом по объявлению, теряя индивидуальные черты, сливается в единую безликую массу мимолетных владельцев загородного места с историей. Этим пришельцам, приехавшим в лес для пикника, купившим дом на сезон-другой, уже не дано стать здешними лесными голосами, стать призраками, навеки связавшими свою судьбу с лесом. От современных обитателей северного леса и духа не останется, как, возможно, не останется вскоре его и от всего человечества.
Финальные страницы романа проходят под знаком потери памяти. Игривое, поначалу творческое воображение, предпочитающее сочинять, а не постигать судьбу предыдущих лесных обитателей, превращается в форму эгоистического переписывания и присвоения истории, в форму прагматического использования ее на службе собственному тщеславию.
Собственно, поэтому все ближе к финалу «Северный лес» приобретает характер весьма необычного экологического романа, заставляющего своей содержательной масштабностью вспомнить столь не похожую на него книгу – «Широты тягот» Шубханги Сваруп. Трагедия гибнущего леса, потерявшего свой смысл ориентира «жизни в лесу» оборачивается концом всего человечества.
И вот при этом-то содержательном богатстве в «Северном лесе» читателя поджидает еще и история литературная. Играя стилем, Мейсон движется от первичных форм творчества – легенд и сказаний, пословиц и поговорок, стихов и баллад, записок и мемуаров – к победившей все и вся авторской прозе и поэзии. В этой книге перед вами промелькнет целая литературная энциклопедия человечества – от пасторали до детектива и юморески.
Кажется, что и здесь, в литературе, золотой век миновал. Но не будем слишком этому верить. «Северный лес» – живое тому опровержение.
