Хелависа: «Сказочные и мифологические образы в творчестве «Мельницы» – это не самоцель»
Мифы и сказки в новой трактовке (попросту — ретеллинги) последние годы стало модно читать, писать и издавать. Но как найти правильный «новый взгляд» и каких современных мифов и так полна жизнь вокруг? Узнаете из беседы с Хелависой.
В суете трудовых будней мы пообщались с лидером группы «Мельница», вокалистом и поэтессой Хелависой (Натальей О’Шей). Обсудили сказочные сюжеты, прозаический опыт Хелависы, литературные аллюзии и музыкальные эксперименты. Заодно поговорили о конкурсе сказок на новый лад «Современный Теремок», работы участников которого будет оценивать Хелависа. Принять участие можно успеть до 22 декабря.
Денис Лукьянов: В последнее время пользуются широким признанием ретеллинги. Как вам кажется, почему они стали так популярны?
Хелависа: Я бы не сказала, что ретеллинг набирает популярность именно в последнее время. Изложение греческих мифов Куна — это, считай, ретеллинг Овидия, который, в свою очередь, тоже занимался ретеллингом известных ему устных мифов. Другое дело, что перемещение в отличный от прежнего временной пласт или смещение фокуса и регистра — это как раз показатели нашего времени. Ответ — потому что можем.
Потому что за нами уже стоит постмодерн, и мы знаем и про смерть автора, и про то, что автор есть текст, и даже немного разбираемся в исторической поэтике.
Денис Лукьянов: Помнится, в одной книге читал, что Толкин хотел «освежить» мифологию, чтобы она стала вновь интересна и понятна его современникам. Для этого и писал романы. Это, получается, почти как снять ребут «Иронии судьбы», только с душой. А для чего современные авторы, на ваш взгляд, пишут ретеллинги? Показывают истории со стороны персонажей, у которых в оригинале не было права голоса?
Хелависа: Вот уж не знаю, при чем здесь «Ирония судьбы», потому что ребут с Хабенским и Боярской получился очень плохой
Что же касается ретеллинга со стороны современных авторов, у каждого есть свой резон. Мадлен Миллер, к примеру, поручает своей Цирцее практически манифест «здорового» феминизма, а Патроклу — трагическую историю однополой любви (и не потому, что она однополая, заметим!).
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, пишущие под псевдонимом Г. Л. Олди, очень много работали с мифологией античного мира и Индии в жанре своего «философского фэнтези» и в итоге пришли к настоящей демиургии, создав собственный мир «Ойкумены». Мне в «Сказках, рассказанных в октябре» был интересен опыт традиционного динамического сторителлинга, предложенного аудитории современных детей, и именно их реакция определяла то, как выглядят эти сказки в итоге. Наконец, Антония Байетт в очень сильном (и актуальном) «Рагнарёке» показывает восприятие скандинавской эсхатологии опять же ребенком через призму Второй мировой.
А вот Ханна Линн («Дитя Афины») — это очень слабый закос под Миллер и пример того, что качественный ретеллинг не получится, если за тобой в первую очередь стоит «повесточка». Кстати, моя соавтор Ольга Лишина как книжный блогер много освещает плюсы и минусы ретеллинга в young adult литературе.
Денис Лукьянов: Кто из исполнителей фолк-музыки, на ваш взгляд, внес самый большой вклад именно в литературу (конкретно своей страны или в мировую)?
Хелависа: Боб Дилан, конечно. Я неоднократно об этом говорила и буду говорить: влияние Боба Дилана на мировую литературу и музыку сложно переоценить. И спасибо Борису Борисовичу Гребенщикову, что однажды он попробовал делать примерно то же на русском языке.
Денис Лукьянов: Я слышал мнение, что мифы человек создал, испытав какую-то невероятно сильную эмоцию. Спорят, был ли это страх или восхищение. Как вам кажется: что же побудило человека создавать мифы?
Хелависа: Не уверена, что согласна с этой позицией. Возможно, правда, что для первобытного человека с зарождающимся мифологическим сознанием действительно характерны были яркие эмоции перед проявлениями природы, поэтому в основе любой мифологии в первую очередь лежит космогония. Нельзя не восхищаться Млечным Путём, рассекающим чистое угольное небо над Аравийской пустыней, или белыми гривами зимних штормов на волнах «винноцветного» моря.
Денис Лукьянов: Вы говорите, что в детстве любили, да и до сих пор любите, сказки. Из современных авторских что-нибудь читаете, есть фавориты?
Хелависа: Регулярно перечитываю молдавские сказки Михая Эминеску, это из детства, и «Путешествие Нильса с дикими гусями». Только что мне прислала на отзыв сборник сказок Уна Харт.
Денис Лукьянов: Галина Юзефович называет спрятанные в книгах подтексты — исторические, сказочные, мифологические — колокольчиками. Читатель их замечает, но до конца не осознает — и они начинают на протяжении текста дальше «звенеть», пока подтекст не окажется понятен. Так, допустим, происходит добрую половину «Тайной истории» Донны Тартт. А во время чтения каких книг у вас громче всего звенели такие колокольчики?
Хелависа: Да у меня всегда что-то звенит, я же профдеформированная, Проппа и Веселовского не изгнать из моей головы никогда. Легче ткнуть пальцем, когда не зазвенело (вот упомянутая выше Ханна Линн).
Денис Лукьянов: Что нужно сделать автору, чтобы уже знакомый читателю сюжет в переложении оставался интересным? Или даже стал интереснее оригинала... В «Пряже Пенелопы», на мой вкус, это удалось. Там интересно изменился угол обзора.
Хелависа: Для начала нужно искренне полюбить своих героев и постараться услышать, что говорят они, а не что ты сам хотел бы вложить в их уста. Можно впустить в историю героев из того же региона, но из иного сюжета, они помогут. Можно полностью убрать известную нам мотивацию поступков героев, оставив только голые факты событий, и придумать совершенно свои причинно-следственные связи.
Денис Лукьянов: Теперь можно смело о музыке! Вы бы назвали творчество «Мельницы» своеобразным глобальным пересказом всего сказочно-мифологического каскада? Вы часто играете со знакомыми аудитории образами. Они могут раскрываться в деталях или становиться центральными мотивами. «Рапунцель», например. Из недавнего — «Кощей». Явно ведь своебразные ретеллинги, особенно если глянуть анимационный клип к «Кощею». А «Грифон» для меня — альтернативная история горящей Александрийской библиотеки.
Хелависа: Хорошая ассоциация с библиотекой, мой внутренний Борхес сдержанно кланяется и благодарит. Но хотелось бы надеяться, что сказочные и мифологические образы в творчестве «Мельницы» — это все же не самоцель, а скорее приемы, даже костыли, если угодно, а говорим-то мы о вечных эмоциях, «о доме и войне <...> и не забыть, конечно, о любви». Я регулярно говорю, что у нас на каждом альбоме должна быть пара романтических героев: в «Альхимейре» были Тристан и Изольда, в «Манускрипте» — Пётр и Тавифа (за что я изрядно получила по голове от христиан, более всего почитающих канон), а в материале, над которым мы работаем сейчас, будут Кощей и... Василиса, но это же не значит, что в текстах появится лягушачья шкурка или там подвал с цепями. Кстати, возвращаясь к примерам классного ретеллинга, надо обязательно упомянуть «Бессмертного» Кэтрин Валенте, там есть и Кощей, и русская революция, и как раз симпатичная доза БДСМ в том самом подвале.
Денис Лукьянов: Давайте создадим зимний плейлист от Хелависы! Все вокруг такое снежное, хочется и музыкального настроения этому в тон. Какие треки вы точно будете переслушивать зимой?
Хелависа: Зима для меня вообще всегда очень хорошее продуктивное время. Я буду слушать любимых женщин: Florence and the Machine, Clannad, Cranberries и строго обязательно Fleetwood Mac. И сегодня поставлю Songbird и выпью вина в память великой Кристин МакВи.
Денис Лукьянов: Границы жанров сейчас размываются всюду: и в литературе, и в музыке. У вас есть желание сделать feat. с кем-нибудь из хип-хоп-исполнителей? «Би-2» пели с Оксимироном, «25/17» — c Гариком Сукачевым. Стоит ли ждать от «Мельницы» таких экспериментов?
Хелависа: Это было бы очень круто! В свое время мы предложили сотрудничество Скриптониту, но ему это не было интересно, так что продолжаем искать. Может быть, вообще получится фит с музыкантами другой совсем культуры.
А пока что я очень довольна своим участием в треке Романа Рябцева «Последняя песня», это отличная работа и отличный синтез фолка и синти-попа.
Денис Лукьянов: Кстати, об экспериментах. Как я обрадовался, когда вышел ваш с Андреем Князевым «Прекрасный старый дом» для мультфильма «Финник». Как современных детей правильно и методично стоит знакомить с рок-музыкой?
Хелависа: Нам тоже очень понравилась эта работа! Кажется, и мы с Андреем, и вся продакшен-команда фильма кайфанули, пока записывали эту песню. Наверное, вот так и было бы здорово знакомить небольших людей с музыкой — недаром же моя младшая дочь, впервые услышав номер «В пещере горного короля» в мультфильме «Тролли», изрядно подсела на Грига. Вот так оно и работает.
Денис Лукьянов: На романе Уны Харт «Когда запоют мертвецы» я год назад нашел ваш блерб (отзыв на задней стороне книги) и приятно удивился. Знаю, что это не единственный роман, вышедший с вашим отзывом. А есть такая современная книга, на которую вы бы очень хотели написать блерб, но пока не довелось?
Хелависа: Я совершенно точно еще буду писать блербы для Уны Харт (а она согласилась быть бетой для моей новой повести, у нас высокие отношенияTM). Очень приятно было писать отзыв на «Галлант» Виктории Шваб, и если Елена Николенко еще будет переводить ее на русский, то будут и отзывы от меня. А так я бы, конечно, хотела «окучить» любую из книжек Байетт, очень ее люблю.
Денис Лукьянов: Вам пишут начинающие авторы с просьбой почитать романы? Что это обычно за книги? Читаете? Хотя что-то мне подсказывает, что чаще отправляют стихотворения...
Хелависа: Несколько лет назад подруга попросила меня: почитай, говорит, рукопись девочки из нашей редакции — если понравится, напиши пару слов. Это была «Дикая охота» Уны Харт
В позапрошлом году ко мне обратилась Ульяна Черкасова с просьбой разрешить использование эпиграфов из моих песен в первой книге «Золотых земель», а для такого разрешения мне всегда нужно прочесть текст (в итоге это вылилось в трилогию и опять же отзыв на обложке). Иногда, правда, приносят такое, что дальше трех страниц продвинуться невозможно и хочется сказать: прости, детка, литература — это не твое.
А вот стихи давно уже практически не присылают — видимо, знают, что ничего хорошего из этого не выйдет, и тексты со стороны в нашем творчестве не зазвучат.
Денис Лукьянов: Чего ждете от конкурсных работ «Современного Теремка?» Какие тексты хочется видеть?
Хелависа: Во-первых, мечтаю о хорошем русском языке — без клише, без тавтологий, без ненужных заимствований. Это значит, что авторам, у которых нет редакторов, обязательно нужно призвать на помощь дружочков, которые согласятся бетить тексты, а лучше и по паре дружочков. Во-вторых, хочется видеть четкие сюжеты, можно с открытым финалом, но не размазанные манной кашей (Камшой ;)), где одна незавершенная арка сменяется другой. Наконец, дайте мне симпатичных антигероев, только ни в коем случае не Мэри-Сью!
Денис Лукьянов: Говорят, что любой миф — это своего рода мем. И я не в плане «Страдающего Средневековья». Человеку достаточно увидеть картинку Шивы, чтобы в голове возникла огромная цепочка ассоциаций. Давайте чуть поиграем! Представьте, что мы показали вам три таких «мема»: Илья Муромец, Рамзес II и Нибелунги (не котики!). Какие ассоциации каждый из этих «мемов» для вас «тянет» за собой?
Хелависа: Буду отвечать на вопросы в порядке блица, не думая, так веселее.
Муромец — печка, инвалидное кресло, вселенная DC.
Рамзес — завоевания, Ойкумена, первая потенциальная держава, где никогда не заходит солнце, «кровь, пот и слезы».
Нибелунги — древнеисландские Нифлунги, медведи против волков, медвежий ров, татуированное имя медведя в индоевропейской этимологии, я не ем медвежатину (как и конину и китятину).
Денис Лукьянов: У вас же тоже выходили книги! «Ангелофрения» и «Хроники Люциферазы». Что было труднее всего во время перехода от поэзии к прозе крупной формы?
Хелависа: Не-не-не, «Ангелофрению» мы не считаем, это книжка Макса Хорсуна, меня там в тексте ноль. Я была вдохновением, бета-ридером и, честно скажем, паровозом продаж. А вот «Сказки в октябре» и «Люцифераза» — это полностью мой голос. Для меня самое сложное в переходе к прозе — это справиться с формой, наладить баланс между объемами разных участков текста, чтобы не получались, к примеру, описания космических пейзажей на три страницы и экшена на одну. Не Тургенев, чай. Вот и сейчас я пишу повесть в совершенно новом сеттинге и, по советам мэтров, составила себе в первую очередь четкий план, табличку такую, поля которой постепенно и заполняю персонажами, событиями и текстом. Песенный текст гораздо легче контролировать, а прозаический норовит у меня куда-то утечь, если за ним не уследишь.
Денис Лукьянов: Ну и закроем классическим, но приятным вопросом: все по законам жанра, так сказать. Какие книги, прочитанные за этот год, вас больше всего впечатлили?
Хелависа: Вот только что прочла запоем «Шестерку Атласа» Оливи Блейк (как раз к слову об Александрийской библиотеке!) и ее продолжение «Парадокс Атласа», которое еще не переведено на русский, и теперь страшно жду завершения трилогии — «Комплекса Атласа». Здесь все как я люблю: шикарный сеттинг, умные, гадкие, обаятельные герои, настоящая магия, неожиданные твисты в сюжете и очень, очень хороший язык.
