Радикальный новатор: как Трумен Капоте повлиял на «Настоящий детектив»
30 сентября исполнилось сто лет со дня рождения великого американского классика Трумена Капоте. Историк и журналист Владимир Максаков рассказывает далеко не о самом очевидном аспекте его творчества – реформе жанра детектива – и о том, как он повлиял на журналистские расследования и «Настоящий детектив».
Если верно, что подлинную жизнь писателя рассказывают его книги, то биография Трумена Капоте окажется одной из самых необычных среди американских авторов XX века – при всей своей, казалось бы, неброскости. Он родился в 1924 году и принадлежал к следующему вслед за «потерянным» поколению великих писателей США. Он не был призван на военную службу, писать начал в 11-летнем возрасте (и, по его собственным словам, работал по три часа каждый день) и всего за несколько лет, с 1945 по 1948-й, перешел от рассказа к роману. После первого успеха – романа «Другие голоса, другие комнаты» (перекличку с ним можно услышать в седьмом альбоме культовой группы The Doors – Other Voices) – его литературная карьера оставалась одной из самых стабильных во второй половине века. Совсем уж громкой славы он не испытал, однако получил репутацию живого классика, а в чем-то и радикального новатора. Переходы между самыми разными жанрами образовали причудливый ритм его прозы, где за обманчивым спокойствием кроются почти смертельные страсти.
Сегодня наследие Капоте уже так прочно вошло в плоть и кровь современной культуры (а в каких-то аспектах стало и определять ее), что оценить его по достоинству не так просто – за исключением, пожалуй, революции в жанре детектива (вернее, расследования). Контексты, в которых возникают новые писательские методы Трумена Капоте, сложны и разнообразны.
Один из них – критика современного американскому писателю полицейского расследования. Полицейскими были недовольны и в реальной жизни, и в детективах в американской литературе и кино, в жанре, который чрезвычайно активно развивался. В том, что тема преступления может раскрываться и с точки зрения преступника, не было ничего совсем уж нового (и подобные тексты существовали со времен «Преступления и наказания»). Но Капоте пошел еще дальше, предположив, что для раскрытия убийства надо понимать преступника именно как человека. И в этом он был действительно первым писателем, который попытался переступить важную символическую границу текстов о преступлении. Сегодня многие влиятельные американские критики и литературоведы сходятся на том, что именно Трумен Капоте вернул в художественных и документальных текстах «человеческое измерение» преступнику.
Другая особенность его эпохи, также сыгравшая ключевую роль в творчестве писателя, – это внимание к газетному стилю, который подразумевал, с одной стороны, репортажность, с другой – попытки описания преступника. В частности, в криминальной хронике очень популярным упражнением была попытка понять преступника на основе физиогномики и его поведения (она связана со знаменитой американской традицией карандашных рисунков в зале суда). Капоте открыл, что в этой репортажности есть свои достоинства: установка на журналистскую объективность (и даже обезличенность пишущего субъекта) позволяет показать преступника как бы отстраненно, но убедительно. Более того, именно этот газетный стиль оказался, по мнению Капоте, единственным общим языком между преступником, полицейской и судебной властью – и журналистами. (Одну из ярчайших в мировой литературе судебных сцен создала в романе «Убить пересмешника» Харпер Ли, близкая подруга Трумена Капоте, – и, кажется, не без его влияния.)
Еще одной частью уникальной мозаики текстов Капоте стало влияние «южной готики» и прежде всего Уильяма Фолкнера. Но, как и всегда, Капоте внес важное изменение по сравнению со своими великими учителями: он предположил, что в небольших закрытых сообществах, которые так любил описывать Фолкнер, рано или поздно сложится атмосфера для совершения преступления. Если Фолкнер был сосредоточен на распаде этих групп, то Капоте интересовали их отношения с миром, в которых – в случае их почти обязательной неудачи – и возникали условия для убийства. Воссоздать подобные ситуации и стало одной из главных задач детективных текстов Капоте. Наверное, неудивительно, что его не раз обвиняли в излишнем сочувствии к преступнику, однако он неизменно повторял: для него гораздо важнее предсказать возможность преступления и в этом ему помогает то, что ошибочно принималось за попытку слишком уж глубокого понимания психологии злодеев.
Уже современные писателю критики неоднократно упрекали Капоте в том, что, как им казалось, он излишне социологизирует преступление, а значит, увлекается натурализмом – ушедшим в прошлое художественным течением. Но для Капоте важнее было показать, что преступники не возникают в безвоздушном пространстве. В этом он стал предтечей влиятельной традиции и в современных детективах, и в современных ужасах, изображающей бэкграунд не только преступления, но и преступника. В истории литературы Капоте остался и как один из самых влиятельных критиков американского общества, всегда стремившийся сказать о нем что-то нелицеприятное. В интервью он иронически обыгрывал короткий вариант своего имени – Tru – по созвучию со словом true («истинный, подлинный»).
Детективные тексты Капоте – а к ним можно отнести рассказы, роман, документальное расследование – были в своем роде историческими, глубоко и прочно укорененными в истории. Ход его мысли убийственно логичен: так как на момент начала расследования преступление уже совершилось, значит, оно всегда в прошлом – как и его предпосылки – и дальше для его понимания и объяснения надо углубляться в историю, которая оказывается типологически схожа с детективом. А вот другое открытие Капоте осталось в свое время почти незамеченным.
Он фактически предсказал, что именно детективный жанр будет главным в социологии литературы. Опять же ход его мыслей здесь достаточно прост: если преступник существует в истории, в обществе, то в каком-то смысле он никогда не совершает преступления в одиночку, значит, это позволяет писателю попробовать домыслить социологию преступления в художественном произведении. От этого открытия был один шаг до обобщений в журналистских расследованиях.
В детективных текстах Трумена Капоте происходит размывание привычных жанровых и стилистических границ между художественным текстом и расследованием. С одной стороны, писательское воображение дополняло журналистскую фактуру, писатель воссоздавал мотивировку преступника, а вслед за тем и его внутренний мир. (Да и знаменитый американский телеграфный стиль, самый известный пример – ранние рассказы Эрнеста Хемингуэя, вырос из газетных репортажей). С другой стороны, это было все-таки расследование: автор работал только с фактическим материалом, обильно цитировал полицейских, прокурора и адвокатов, свидетелей, отдавая предпочтение прямой речи.
По модели, предложенной писателем, строится в любом современном детективе первоначальный опрос возможных свидетелей. Американский классик предполагал, что под влиянием тяжелых известий о смерти знакомого, друга или даже родственника память человека будет работать необычным образом, выделяя как будто бы незначимые детали. Конечно, это дает огромное пространство для авторского воображения, так как именно среди таких нюансов и кроется самое главное.
Открытие Трумена Капоте, повлиявшее на «Настоящий детектив», сейчас уже окажется чем-то само собой разумеющимся, но своего значения оно не потеряло до сих пор. Речь идет о нескольких очень важных составляющих, которые американский писатель связал в единое целое (хотя по отдельности они существовали и прежде). Во-первых, процесс расследования интереснее результата (и никакой финальной реконструкции преступления в духе классического детектива может и не быть). Во-вторых, личность детектива так же важна, как и его профессиональные действия. Наконец, в-третьих, и его достоинства, и недостатки имеют значение для расследования. Все эти выводы Трумена Капоте в полной мере соблюдены в «Настоящем детективе». Впрочем, едва ли не важнее особая атмосфера: преступление погружено в общество, уходит глубоко вниз своими корнями, напоминая огромные болотные кипарисы в почти тропическом климате штата Луизиана.
Благодаря Трумену Капоте и появилась психология детектива в современном смысле – в отличие от железной (а порой и жестокой) логики Шерлока Холмса и Эркюля Пуаро. Теперь детектив стремился понять преступника, а это означало, что он сам в каком-то смысле должен встать на его место. Кроме того, рядом с понимающим детективом-интеллектуалом по определению возникал и другой – брутальный, привыкший расследовать дело далеко не деликатными методами. (В «Настоящем детективе» эти функции перевернуты: Раст Коул (Мэттью Макконахи) физически очень силён, а Марти Харт (Вуди Харрельсон), наоборот, вполне способен мыслить самым необычным образом).
Столь же важной остается и другая, необходимая сегодня для жанра, находка Трумена Капоте. Чтобы детектив по-настоящему захватывал, он должен происходить в спокойном и тихом – по видимости – месте. На самом деле здесь уже есть важное противоречие, своего рода пружина для сюжета: эти спокойствие и тишина, разумеется, только кажущиеся, но именно детективная история позволяет выйти наружу всему, что столь тщательно скрывалось. Таким образом – здесь я уже рискую понять Трумена Капоте лучше его самого – детектив только повод для острой и беспощадной социальной критики. Общество, в котором становится возможно преступление, особенно такое ужасное, как в «Настоящим детективе», по определению лицемерно. Конечно, Трумен Капоте не делал таких однозначных выводов и вообще предпочитал работать в гамме полутонов и оттенков, но именно он впервые вскрыл механизм преступления так, как он представляется сегодня (или, как выразились бы литературоведы, «обнажил прием»).
Трумен Капоте был открытым геем в эпоху, когда это все еще могло стоить карьеры, репутации – или обернуться насилием. Он никогда не высказывался в поддержку движения за права геев, но говорил о своей гомосексуальности удивительно открыто и спокойно. Этот его тон безусловно сыграл важную роль в изменении представления о геях.
Совершенно особые отношение связывали Капоте с телевидением. В 1970-х годах он был частым гостем легендарного американского шоу Джонни Карсона. Он был достаточно откровенен в ответах на вопросы и воспринимал интервью как еще одну грань автофикшна. Телевидение было для него своеобразным искусством, а влиятельное американское вечернее шоу – особым жанром. Его не могли не интересовать неочевидные отношения между прямым эфиром и записью, ведущим и гостем, экраном и зрителем.
Десятилетия спустя после смерти Трумена Капоте становится ясно, что он был одним из последних американских авторов, работавших практически в любых жанрах. Роман, повесть, рассказ, пьеса, сценарий, писательское расследование, путевые заметки – причем высочайшего мастерства он достиг во всех. Не будет преувеличением сказать, что в них Капоте создал свой собственный стиль, узнаваемый с первого взгляда.
